Я люблю как он закуривает, как затягивается, выпускает дым изо рта, снова набирает в легкие, манерничает немного, переигрывает иногда. Люблю как он вальяжно растягивается на потертом кресле "Кофеина", по-царски так, попивая при этом кофе со студенческой скидкой. Его иногда за дымом просто не видно. Затирает мне про жизнь, про весь-этот-бред вокруг, про всё-понемногу. Его ужасно интересно слушать, что бы он ни нес со своим одесским акцентом, как бы сильно ни размахивал при этом руками. Я люблю как он говорит, люблю что он говорит, люблю где он говорит. Я люблю всю его писанину, в стихах, прозе и любом непотребном виде. Люблю как он выебывается в тексте, как ставит себя в-вне-выше ситуаций. Люблю его рисунки на моих тетрадных листах и каракули на полях моего дневника. В него он не заглядывает даже, но я исправно закрываю тетрадь, когда он приходит, опоздав на половину пары. Люблю его шепот на ухо, будь то дельные мысли по теме лекции или откровенные пошлости, чтобы меня позлить. Люблю выкрики с места, уместные реплики человека-комментария, и крики абсолютно неуместные, где-нибудь на Красной площади, когда он меня подъебывает "а вот у меня был секс, а тебе до весны ждать". Люблю, когда он называет меня "рыжей", но и когда одергивает "Дарья!" тоже люблю. Люблю его запах. Нет, не так, так не видно заглавной буквы в Люблю. От этого парфюма я таю просто, растекаюсь по горизонтальной плоскости, он посмеивается, я беру себя в руки. Люблю его губы, и глаза, и шею, и руки люблю тоже, и ноги худые. Да чёрт бы с ними, пусть и худые, кому-то же нравятся. Люблю ругаться на ежик волос, который короткий слишком, ни туда, ни сюда. Люблю как он идеально, крепко скручивает в тонкую бумагу табак. С фильтром. Ещё ни разу не смотрела с ним фильмы, но уже люблю его смех, все вопросы, спойлеры и другие отвлекающие вещи. Ещё ни разу не ночевали вместе, но уже люблю как он спит, посапывая со мной в унисон. Люблю его шарф, пальто и портфель. Люблю как он неловко орудует палочками, когда ест суши. Люблю его как всезнайку с тяжелым багажом знаний и как несмышленого мальчика, блуждающего по лабиринту жизни, тоже люблю.

Правда в том, что кроме факта "он матерится как сапожник" меня в этом человеке ни-че-го не раздражает. Вот совсем. Но задумалась я об этом только сейчас. Пыталась уснуть, прогнать эти банальнейшие, уже известные мне мысли, но в итоге сдалась, выложила всё, что в голову пришло.

Дон - моя зарядочка. Когда бы мы ни увиделись, как бы паршиво ни было, когда он меня обнимает, всё становится хорошо. А так умеют только два человека в моей жизни. Дон и Тёма. И люблю я их до одурения, это мои Друзья. У Дона есть Любовь, у меня тоже была. Та самая, которая Настоящая, когда о себе не думаешь вообще. Как в "Мы" Замятина: растворяешься полностью, становишься продолжением человека, себя забываешь. Я за них с Сонечкой рада порою больше, чем за себя. И волнуюсь в тех же масштабах. Вспомнить хотя бы как просила всех знакомых ему смсы скинуть, чисто из панических начал. Они сейчас - одно. То, что при всем желании разрушить нельзя, что уж говорить о стремлении помогать людям расти?

Правда в том, что я его люблю - "как часть этого мира", как друга - исключительно платонически.
Правда в том, что я в самом начале подумала "Ах, какой мальчик, слепить бы из него Образ", а влюбилась в итоге в Неё.
Правда в том, что после сливового вина он поехал от меня к Сонечке, а я, проводив его, топала от Пушкинской на Посвят, где познакомилась с Киром.
Правда в том, что где-то раз в неделю я кидаю Капятой кусок переписки, мол, "смотри, у нас всё ещё идиллия", и обязательно добавляю: пожалуйста, пусть это навсегда.
Правда в том, что его сейчас надо с п а с а т ь, а меня нет на факультете и дюны на Марсе рассыпаются. Я слышу его голос по телефону и мне так страшно, ктобызнал.

Я честна с собой.
Спокойной ночи.